Нам прислали очень личную, удивительную историю в рамках социально-исторического проекта «Герои в каждой семье», запущенного «Аксиомой» в этом году.
Это история семьи профессора Петербургского университета путей сообщения Владимира Николаевича Смирнова, чей отец застал три войны: Первую мировую, Гражданскую и Вторую мировую. В первых двух Николай Николаевич участвовал лично, чудом остался жив. Во время Великой отечественной трудился в тылу, пытаясь прокормить семью, работая из последних сил.
Не пожалейте десяти минут, прочитайте все до конца. Вы потом долго будете вспоминать этот рассказ из жизни, написанный к тому же прекрасным литературным слогом.
«Край наш (Лесное Заволжье) – речной, везде речки, речушки и реки. Поблизости от наших деревень две реки – Нея и Шуя. Первая впадает в Унжу, вторая – в Немду, приток Волги. Обе летом сравнительно неширокие, разливаются только весной. В наших краях они берут начало. Поближе к нам была Нея. Она лентой вьется среди берегов и, как на нитку бусинки, собирает около себя лесные деревни. Деревни в Лесном Заволжье были, чаще всего, небольшие. Например, в родной деревне Якунино был 21 дом. Но были и большие села – в деревне Антушево до Великой Отечественной войны стояло около сотни вместительных деревянных домов.
Как правило, деревни в наших краях располагались на возвышенностях, поскольку места - холмистые, ледник тут прошел в давние времена основательно. У подножия естественного холма, на котором стояла деревня, текла речка, такая же, как наша Нея.
Если с крыши дома окинуть взглядом места нашего детства, то вокруг увидеть можно леса и перелески, а на холмах – крыши деревень, которые видны километров за десять. Среди золотого осеннего марева лесов выделялась белая колокольня церкви св. Софии в деревне Антушево (построенной, говорят, на пожертвования одной из ветвей семейства М. Ю. Лермонтова).
В 1904-1905 годах тишину наших лесов нарушили паровозные гудки – между Шуей и Неей была построена железная дорога (сейчас Транссибирская магистраль – от Москвы в Сибирь). Если раньше предки наши до Москвы на лошадях добирались полторы-две недели, то теперь чугункой могли доехать за сутки с небольшим. С железной дорогой (от нашей деревни Якунино она проходила в трех километрах) появились рабочие места – строили станции, требовались рабочие для ухода за железнодорожным путём на построенном поблизости разъезде Монаково.
После отмены крепостного права большое число крестьян пошло в отходничество, т.е. в город на заработки. Крестьяне из наших деревень уезжали в основном в Москву или Питер и приезжали на побывку в деревню как питерщики, почти городские люди… Среди них был и наш прадед Евгений Яковлевич, который организовал в Москве “Столярно-малярное заведение Е. Я. Смирнова со товарищи”, как было указано на печати, одно время демонстрировавшейся в нашей семье. В “Заведении” (видимо, артели) объединились свои же мужики из Якунина, снимая в столице помещение (как говорили, где-то в Зарядье).
Отец наш, Николай Николаевич (1896-1952 гг.), был первым внуком Евгения Яковлевича. Учиться ему довелось только три года в церковно-приходской школе в деревне Жуково, которую он закончил, как говорили, с похвальным листом. После окончания школы Евгений Яковлевич забрал его в Москву и отдал в учение на приказчика к небогатому оптовому торговцу изделиями из кожи, как тогда говорили, – «в мальчики».
В годы первой мировой войны, точнее, в 1916 году, отец (на фото крайний слева) был призван в действующую армию и служил рядовым пехотного полка где-то на Волыни. В революцию 1917 года армия развалилась, и он вернулся домой в деревню Якунино, где его уже не чаяли видеть, т.к. его письма не доходили – почта не работала. Надо было где-то трудиться, и в апреле 1918 года отец устроился на железную дорогу на разъезде Монаково. Однако Красная Армия нуждалась в бойцах, и вскорости бывший рядовой царской армии Николай Смирнов стал рядовым Красной Армии. Шла гражданская война. На Дону продотряды шли за казачьим хлебом, казаки отчаянно сопротивлялись. В одном из таких продотрядов и служил рядовой Смирнов, посланный по мобилизации и получивший винтовку, чтобы стрелять по врагам революции. Мужики, одетые в солдатскую форму, шли пешком, казаки ездили на конях. Одни отбирали хлеб, другие защищали свое добро. У отца долго хранилась его фуражка, простреленная в таком бою местного значения. Чуть бы пониже прицелился казак – и не было бы продолжения этого рассказа.
В июне 1921 года солдат вернулся домой живой – бог спас. Женился на Лизе Угрюмовой, девушке из соседней деревни Демино. Снова пошел на железную дорогу, всё на тот же разъезд Монаково, куда перевёз семью в 1938 году и где и проработал на пути тридцать лет. Взрастил пятерых детей.
…Еще не забыты были в наших деревнях первая мировая и гражданская войны, когда грянула Великая Отечественная.
На нашем маленьком железнодорожном разъезде, куда семья Николая Николаевича Смирнова переехала из деревни Якунино в 1938 году, был магазин сельпо, где продавалась водка и другие продукты. В день начала войны (а день был солнечный, светлый), толпы молодых, здоровых мужиков из ближайших деревень осадили магазин. Никто не хотел умирать, но понимать понимали многие, что этот праздник для них – последний. И действительно, Ярославская Коммунистическая дивизия, сформированная из этих людей, необученная и недовооруженная, была брошена вскорости на защиту Москвы. Участь ее была трагична, большинство солдат домой не вернулось. На запросы молодых вдов присылались иногда ответы, что такой-то среди убитых и раненых не числится, такая была мясорубка.
Все годные для службы в армии мужчины призывались в армию. Остались только рабочие МТС (машинно-тракторных станций) и железной дороги.
На войне было смертельно опасно, но в тылу (наш разъезд находился в пятистах километрах от Москвы) было тоже несладко. По всей стране – голод. Рабочим - железнодорожникам выдавали хлеба по карточкам по 600 граммов на день, служащим по 500 граммов, детям и иждивенцам по 150 граммов. В деревнях и этого не было.
Было трудно родителям, особенно в больших семьях, надо было детей обуть, одеть, накормить, а зарплаты были низкие. Отцу нужно было ещё платить налог: требовалось сдать государству 300 литров молока за сезон и 40 килограммов мяса. Поскольку своего мяса было мало, иногда приходилось покупать эти продукты, чтобы расплатиться с государством.
Весной и летом, для возможности прокормить семью, надо было работать в огороде, чтобы вырастить картошку и другие овощи. Правда, размеры огорода ограничивались пятнадцатью сотками, при превышении этой нормы резко увеличивался налог. Как было выжить? Сильно выручала корова-кормилица, но, чтобы ее содержать, требовалось заготовить для нее сено. Покосы отцу выделялись в «полосе отвода», рядом с железнодорожным полотном. Травы не хватало, приходилось искать лужайки по кустам в лесу, но и это не допускалось: земля была колхозная или госхозная. Так что сено добывалось, как у нас говорили, “воровски”. А ведь его надо было высушить, привезти к дому – а как? Или приносить «ношами» на большие расстояния… Да не дай бог, если кто донесет властям об этом…
Огород, сенокос и основная работа на пути – все ложилось в основном на плечи отца. Он работал на полторы ставки, был и путеобходчиком на железной дороге, уходя в стужу и дождь на дежурство осматривать состояние рельсового пути на своем участке, встречать и провожать поезда – всё для фронта, всё для победы.
На Отечественной войне он не воевал, имея броню железнодорожника (да ещё и кучу детишек). С него, думается, хватило участия в первой мировой и гражданской войнах. И, на мой взгляд, звание «Труженик тыла» тоже достойно почёта и уважения.
Мы были малы, но всегда буду помнить всеобщее ликование, когда отец ранним весенним утром пришел с дежурства домой с известием о победе. И я впервые увидел у него на глазах слёзы.
…Он получил медаль, на которой было выбито: “Наше дело правое, мы победили”».
